Уже далеким кажется то время, когда веселая трель соловья в хвастовичских лесах вдруг безжалостно обрывалась автоматными очередями, взрывами фанат. Сейчас бурлит вокруг другая жизнь. Трудовые будни народа рождают новых героев. Но разве вправе забыть мы тех, кто погиб в суровые годы войны во имя жизни на земле?!
Как-то в годовщину освобождения района от гитлеровских захватчиков я с боевыми товарищами отправился в лес. Партизанскими тропами исходили мы не один десяток километров. Позеленевшие гильзы, ржавые осколки гранат напоминали о жестоких схватках.
Довелось встретиться и с нашей рябиной. Наша — это моя и командира отряда Николая Ивановича Бусловского.
Много лет назад погожим майским днем мы решили пройти c ним по лесу, поговорить. Но больше молчали, временами перебрасываясь короткими фразами.
На опушке увидели одинокую тонкоствольную рябину. Она цвела последний раз: ее ствол был расщеплен пулей крупнокалиберного пулемета. Нам стало жаль молодое дерево и Николай Иванович осторожно вынул застрявшую в стволе пулю и крепко перебинтовал рану, замазал повязку влажной, пахнущей ландышами землей.
И рябина выжила. Она окрепла. Сейчас остался лишь шрам зарубцевавшейся раны. Краснели созревающие ягоды. Мне они казались капельками крови. Крови замечательного человека Николая Ивановича Бусловского, павшего смертью храбрых, его боевых друзей.
Скорбным было долгое молчание бывших партизан. Они стояли у знакомой рябины с обнаженными головами, и ветер ласково трепал их седые волосы. Взглянув на товарищей, я невольно вспомнил пушкинские строки:
Бойцы вспоминают минувшие дни
И битвы, где вместе рубились они.
Через несколько дней после памятной прогулки в лес мне предложили написать документальную книгу о партизанах Хвастовичского района Калужской области. В ответ я только пожал плечами: какой из меня писатель?
— Ты не отнекивайся, — возразили мне. — Правду расскажи о людях. Все, как было, расскажи. А потому — и перо тебе в руки.
Пришлось взяться за перо. В записках партизана нет вымысла. Это правдивый рассказ о событиях, свидетелем которых мне довелось быть.
Они были обыкновенными людьми — мои боевые товарищи. Они любили жизнь, но, если того требовал долг, они шли на смерть и погибали. Для них счастье и свобода Родины были превыше всего. Такими они остались в моей памяти.
С.У. Симаков
Вечер был тихий и теплый. В открытое окно вливался медовый аромат свежего сена. В темном небе приветливо мигали многочисленные звезды. За околицей пели девчата:
Он сказал: приехал я в деревню,
Буду травы на лугах косить.
Нехитрая эта песня покорила нас. Слушая ее, мы на минуту позабыли, зачем собрались в конторе Берестнянской МТС. Но вот оборвалась песня, и директор улыбнулся:
— Что, комиссар, в сон клонит?
— Да не мешало бы отоспаться перед жатвой.
— Так, может, завтра отдохнем?
— Отдохнем, — повторил я и устало улыбнулся, вспомнив, что с начала весны мне не пришлось ни одного дня побыть с семьей. Поднимался с восходом солнца, метался по колхозам и только вечером, усталый и запыленный, приходил в МТС, чтобы с товарищами наметить план работы на завтра.
Мне очень хотелось отдохнуть, но я отрицательно покачал головой в ответ: «Некогда!» По решению райкома партии и райисполкома часть тракторов была поставлена на ремонт. Работая заместителем директора по политчасти, я отвечал за готовность их к уборке хлебов.
— Возражаешь, — уточнил директор и закончил: — Приходи к одиннадцати утра.
— Хорошо.
Мы простились. Вскоре я уже был дома. Спал как убитый, крепко, а назавтра солнечным, безветренным июньским утром направился в МТС. Шел не торопясь, радуясь погожему дню, зреющему урожаю, беспокойной своей жизни. И это светлое чувство радости настолько сильно охватило меня, что я не сразу понял, о чем говорит директор.
— Поездка отменяется. Война! Сейчас звонили из района.
Нет, мы не ушли из леса. Мы знали, что нам делать. Бить захватчиков. Но это была, так сказать, общая задача. Не имея достаточной подготовки, мы не знали, как лучше действовать в наших конкретных условиях. Первые действия отряда носили случайный, даже стихийный характер. Лично я первое боевое крещение получил в октябре.
В районе станции Кудияр мы встретились с нашей воинской частью. Она отходила на восток. Но выбраться из окружения было не так просто. Гитлеровцы преследовали буквально по пятам. Об этом рассказал командир части полковник Кравченко.
— Рады помочь вам, дорогие товарищи, но не знаем как, — проговорил Бусловский. — Задержать преследующих?
— Отряд у вас большой? — поинтересовался полковник, но, узнав, что партизан только сорок человек, сказал: — Нет, это вам не под силу. Но сделать для нас кое-что вы можете. У вас есть карта?
— Откуда ей быть, — ответил Бусловский. — Да она и ни к чему нам. Мы местные: без карты все тропинки знаем.
— Кцынский мост знаете?
— Еще бы.
— Немцы придают ему особое значение. Почему? Это не так важно, — произнес полковник. — Если бы вам удалось взорвать его! Этим вы отвлекли бы внимание противника, а мы...
— Ясно, товарищ полковник. Сделаем, — ответил Бусловский.
В конце ноября группа бойцов получила приказ разведать населенные пункты Кцынь, Мойлово, Берестна и Катуновка.
— Узнайте, есть ли там немецкие гарнизоны, установите их численность, — напутствовал Николай Иванович Бусловский. — И не забудьте прощупать, какое настроение у людей.
Настроением мы интересовались неспроста. Дело в том, что гитлеровцы с первых дней оккупации начали идеологическую обработку населения. Они не гнушались никакими средствами для того, чтобы подорвать у них веру в прочность Советской Родины. Не имея сообщений о положении на фронтах, трудно было опровергать лживые утверждения о падении Москвы, разгроме Красной Армии. Большинство жителей отсиживалось в своих домах. Их сопротивление врагу было пассивным.
Наряду с пропагандой гитлеровцы прилагали колоссальные усилия для создания полицейских групп из местного населения. Желающих не было. С трудом удалось им создать полицейские участки в Хвастовичах и в поселке Холм, но наш отряд вскоре разгромил эти осиные гнезда. Партизаны захватили более сотни винтовок, пять автоматов, много боеприпасов.
Уяснив задачу разведки, Лебедев, Ермаков, Червяков и я, назначенный старшим группы, вышли из расположения лагеря. К исходу дня добрались до лесной сторожки «Синяя». Здесь нас встретил лесник Васин, не очень храбрый, но честный, преданный Родине человек. С ним мы постоянно поддерживали связь. Особенно привязался к партизанам его двенадцатилетний сынишка Сережа. Он не отрывал от нас восхищенного взгляда, пока мы, доставляя немалое удовольствие гостеприимной хозяйке, аппетитно уплетали отварную картошку с огурцами.
— Ешьте. Ешьте, — все время повторяла хозяйка.
Но мы уже были сыты, а главное — торопились. Встали из-за стола. Расторопный Сережа тащил весло. Он постоянно перевозил нас через Рессету. Благополучно переправил нас. на тот берег и в этот раз.
— А когда будете возвращаться, — предупредил Сережа, — я встречу вас. Только вы не забудьте свистнуть три раза.
— Хорошо, сынок. До свиданья.
Лодка отчалила от берега. Мы договорились о встрече и разошлись. Я направился в Кцынь. Там у меня был надежный человек — Смирнов.